II
Молодой и блестящий офицер не терял своего времени даром. Оно было разделено между обязанностями службы и занятиями литературными, которые в очень короткие сроки выдвинули Александра Александровича в первые ряды тогдашних литераторов. Успехи служебные и успехи светские, завидная роль блестящего кавалера, производящего раваж в женских сердцах, веселая жизнь с дуэлями из-за карикатурных рисунков, из-за острого словца или, наконец, даже из-за танцев3, конечно, тешили Бестужева, лаская его самолюбие, тщеславие и гордость. Но в вихре разных увлечений он не терял интереса к серьезной стороне жизни, оставаясь типичным представителем либеральной военной молодежи, которая в те годы так умела сочетать военную выправку с дисциплиной ума и сердца.
Бестужеву эта дисциплина давалась легко, так как от природы он был одарен сильным умом, живой фантазией и сердцем очень добрым и мягким, несмотря на внешнее бравурство своего поведения.
Интерес Бестужева к умственному течению тех годов, равно как и его участие в политическом движении декабристов придают особое значение этому периоду его вольной и беспечной офицерской жизни. Сама по себе она мало интересна, да и сведений о ней сохранилось немного. В 1820 году он был произведен в поручики, участвовал в разных маневрах и учебных экспедициях, кочевал с полком по Псковской и Минской губерниям, где время проводил очень весело, на постоях у польских панов, волочась за красавицами, почитывая с ними польские книги и играя на фортепиано. "Vogue la galХre" было тогда его любимым изречением: "Пьянствую, - писал он,-- и отрезвляюсь шампанским. Цимбалы гремят, девки бранятся, чудо!.."4. Этот рассеянный образ жизни не мешал ему, однако, собирать легенды и поверия, изучая старину тех городов, где приходилось веселиться; не мешал ему также пописывать коротенькие рассказы и даже сочинить целую остроумную книгу на манер довольно распространенных тогда путешествий"5.
В 1822 году он был назначен адъютантом при главноуправляющем путями сообщения, инженере Бетанкуре, затем в чине штабс-капитана гвардии состоял с 1823 года в той же должности при герцоге Александре Виртембергском - брате императрицы Марии Федоровны, который заступил место Бетанкура. Положение, как видим, было блестящее, обещавшее многое в будущем и полное блеска и веселья в настоящем. Бестужеву улыбалась даже надежда стать зятем своего начальника Бетанкура и счастливым супругом очень красивой девицы, но генерал-инженер посмотрел на это сватовство косо, и оно расстроилось. Этот неудачный роман был, кажется, единственной налетевшей тучей, бросившей некоторую тень на эту беззаботную жизнь, которая неслась среди смотров, учений, дежурств, балов, салонных разговоров, театральных зрелищ, обедов,уединенных занятий, а также и шумных бесед о вопросах и делах, которые сами же спорящие называли "тайными".
Александр Александрович приобрел довольно быстро громкую известность в тогдашних литературных кружках6. С ним считались и как с автором повестей, которые он и тогда уже печатал, и как с критиком, членом литературных обществ, спорщиком на литературных беседах, театральным рецензентом в серьезном смысле этого слова и, наконец, как с издателем самого популярного в то время альманаха "Полярная звезда".
Само собою разумеется, что Александр Александрович был знаком со всеми кружками литературной молодежи, и, кажется, преимущественно молодежи, так как, не в пример большинству своих сверстников, он не искал сближения с литераторами старшего поколения, даже с такими, как, например, Карамзин и Жуковский. Правда, он не иначе говорил об их литературной деятельности, как с глубоким признанием их заслуг, но от них самих он сторонился, и они его не любили.
Так, в переписке Бестужева о Жуковском нет упоминаний, а в переписке Жуковского с А. И. Тургеневым о Бестужеве говорится следующее: "Какая сволочь! (то есть участники заговора. - Н. К.) Чего хотела эта шайка разбойников? Вот имена этого сброда. Главные и умнейшие Якубович и Оболенский; все прочее мелкая дрянь: Бестужевы, Одоевский, Панов и т. д."8"Я знал Карамзина хорошо, но, несмотря на заботы его поклонников, решительно отказался от знакомства с ним. Двуличность в писателе его достоинства казалась мне отвратительной"9. "Никогда не любил я бабушку Карамзина, человека без всякой философии, который писал свою историю страницу за страницей, не думая о будущей и не справляясь с предыдущею. Он был пустозвон красноречивый, трудолюбивый, мелочный, скрывавший под шумихою сентенций чужих свою собственную ничтожность", - писал Бестужев в интимном письме своей матери10. Был ли он прав или нет, но только такое смелое и критическое отношение к кумиру, за которым все ухаживали, - очень характерно11.
Из молодых писателей Александр Александрович дружил с Грибоедовым. Существует рассказ самого Бестужева об их знакомстве12. Бестужев рассказывает, что он был предубежден против Грибоедова, считая его виновником одной печальной дуэли, и не хотел с ним знакомиться. Но в августе 1824 года они случайно встретились у одного знакомого. Приветливая и умная внешность Александра Сергеевича поразила Бестужева. Он завязал с ним литературный спор, который заставил его тотчас же оценить всю широту кругозора его собеседника. Затем в конце 1824 года Бестужеву случилось ознакомиться с отрывками из "Горя от ума"; он был побежден и обворожен; он проглотил эти отрывки, трижды перечитал их и решил, что тот, кто написал эти строки, не может не быть благородным человеком. Он отправился сам к Грибоедову и после часа разговора союз дружбы был заключен. Бестужев сохранил память об этой дружбе на всю жизнь. "В их доме в Москве я был как родной", - писал он братьям из Якутска, когда узнал о смерти своего друга. "Молния не свергается на мураву, - говорил он по поводу этой смерти, - но на высоту башен и на главы гор. Высь души, кажется, манит к себе удар жребия". И горько плакал он много лет спустя, когда в Тифлисе служил на могиле Грибоедова панихиду под свежим впечатлением известия о смерти Пушкина. Но еще раньше, в 1829 году, тотчас после приезда на Кавказ, посетил он эту могилу и, стоя над ней, рыдал как ребенок. "Что этот человек хотел сделать для меня! - писал он Булгарину. - Он умер, и все пошло прахом"13 из Сибири...14 "Я стоил его дружбы и горжусь этим", - повторял часто Александр Александрович, и если все эти сведения верны, то можно предположить, что и Грибоедов считал Бестужева в числе своих друзей, хотя из биографии Грибоедова и из его переписки мы ничего не узнаем об их отношениях15.
С Пушкиным у Бестужева отношения были не из близких, хотя они и говорили друг другу "ты" и обменивались нередко письмами - правда, чисто литературного содержания. Знакомство их состоялось, вероятно, еще до 1820 года17, но Пушкин вскоре был выслан, а когда он вернулся, был сослан Бестужев. Условия для дружбы были неблагоприятны. Таковой и не было, а было лишь взаимное уважение, которое не исключало довольно придирчивой, иногда и несправедливой пикировки в вопросах литературных.
Довольно близкие и дружественные связи были у Александра Александровича с Булгариным и Гречем. Это не должно удивлять нас, если мы вспомним, что и тот, и другой, плывя тогда по ветру, либеральничали и, кроме того, занимали очень выгодное положение в литературном мире как издатели и редакторы при собственном журнале. Они нуждались в молодых силах и могли им давать ход. В их кабинете, действительно, собиралась тогда пишущая молодежь и литературное образование, например, Греча могло в известной степени даже импонировать. Надо помнить также, что до 1825 года нравственная и литературная физиономия Булгарина и Греча не определилась настолько, чтобы заставить сотрудников их журналов усомниться в их искренности, их литературной и гражданской чистоплотности. Михаил Александрович Бестужев говорит об отношениях своих и своего брата к Булгарину и Гречу очень определенно, но едва ли верно и справедливо. "Знакомство с Гречем, - пишет он, - началось у брата Александра в 1817 году на корабле "Не тронь меня" и поддерживалось в продолжение всего времени церемонно холодно, потому что с Гречем, как величайшим эгоистом, сближение дружеское было невозможно. Мы, все братья, посещали его дом как фокус наших литературных талантов, любили умную болтовню хозяина, временем горячую полемику гостей, и при прощании, переступив порог, не оставляли за ним ничего заветного. О Булгарине и говорить нечего: это был в глазах наших балаганный фигляр, приманивающий люд в свою комедь кривляниями и площадными прибаутками. Брат Александр его посещал довольно часто, но уж вовсе не ради его милых глазок"18"Гречу я много обязан нравственно, ибо в его доме развился мой ум от столкновения с другими. Греч первый оценил меня и дал ход. Греч первый после моего потопа предложил мне сотрудничество - это было благородным геройством по времени19. В другом письме он говорил: "Греч, так сказать, выносил меня под мышкой из яйца: первый ободрил меня и первый оценил. Ему обязан я грамматическим знанием языка, и если реже прежнего ошибаюсь и в ятях - тому виной опять он же. Нравственным образом одолжен я им неоплатно, за прежнюю приязнь и добрые советы"20.
Что касается Булгарина, то еще в самом начале 20-х годов Бестужев писал ему дружеские письма, говорил ему о том, как его любит, отдавал отчет в своих занятиях древностями, извещал, как успешно идет его изучение польского языка, как он читает Нарушевича, Немцевича, Красицкого, писал ему, что он учится по-польски, для него, Булгарина, как Булгарин учился итальянскому для Альфьери, называл его "милый" и приписывал в конце писем всякие нежности по-польски21. "У Булгарина я обыкновенно проводил время", --говорил Бестужев своим судьям22.
Пять лет спустя после катастрофы Бестужеву пришлось обратиться к старому другу с деловым письмом из Дербента по поводу помещения в его журнале одной своей повести. Он писал ему уже на "вы", думал, что он забыт Булгариным, скромно напоминал ему о себе, присыпал даже лести в свое письмо, назвав "Выжигина" и "Дмитрия Самозванца" памятниками всесветной литературы... и получил от Булгарина в ответ письмо самое теплое и дружеское. Бестужев был в восторге, что старый знакомый его вспомнил в несчастии: "Я было отпел тебя из немногого числа своих приятелей, - писал он ему, - но старина ожила, и спасибо тебе". "Я не разлюбил тебя", - говорил он ему же в одном из последних своих писем, и это была правда, хотя Бестужев и не был ослеплен насчет некоторых сторон характера своего доброго знакомого. "С Гречем и Булгариным я был приятелем, - рассказывал он К. Полевому, - но если бы Вы знали, как я резал их (продажность)!23 " "Я не сомневаюсь, что Булгарин любит меня, - говорил Бестужев в другом письме тому же Полевому, - ибо я ничего не сделал такого противного, за что бы он имел право меня разлюбить; но что он любит более всего деньги, в этом трудно усомниться. Впрочем, я не потерял к нему приязни; в основе он добрый малый; но худые примеры и советы увлекли его характер-самокат". Отзыв не из лестных, как видим, но все-таки дружественный, толкующий в лучшем смысле те факты, над которыми Бестужев не мог не задуматься. На расстоянии, конечно, эта дружеская связь должна была терять в теплоте и искренности.
Этого нельзя сказать об отношениях Бестужева к братьям Полевым: их дружба на расстоянии выиграла, или, вернее сказать, она выросла из письменного обмена мнений.
Бестужев жил летом 1825 года довольно долго в Москве, бывал у Полевых, но был сними холоден24. В оценке литературной деятельности редактора "Телеграфа" и в суждениях о самом журнале (который Бестужев впоследствии ставил очень высоко) он держался тогда насмешливо-критического тона, сводя с Полевыми какие-то литературно-личные счеты. Затем, уже в 1831 году, завязалась у них переписка. Она длилась до самой смерти Бестужева, и сердечное отношение корреспондентов возрастало с каждым письмом. Бестужев доверял этим письмам свои самые затаенные мысли и ни с кем не беседовал так нараспашку, как с Полевыми.
Таков был круг людей, с которыми у Александра Александровича были более или менее близкие связи. Как видим, все эти отношения не совсем подходят под понятие настоящей сердечной дружбы. Такое душевное, с обеих сторон разделяемое чувство соединяло Бестужева разве только с его братьями, Николаем и Михаилом, с Кондратием Федоровичем Рылеевым.
"образцов чести", как называл их Булгарин в одном письме к Пушкину25, неразлучны в истории нашей литературы и в истории нашего политического движения 20-х годов.
"До последней искры памяти не забуду я дружбы Рылеева", - писал Бестужев уже из Якутска, доверяя эти опасные слова бумаге. И действительно, с именем Рылеева было для Александра Александровича связано воспоминание о всех счастливых годах его жизни, о той поре, когда, выражаясь его словами, "юность растет и живет не на счет земли, а на счет воздуха, подобно цветку в первую пору его бега".
Примечания
3. "Записки Михаила Александровича Бестужева" // "Русская старина", 1881, ноябрь, с. 622.
"Из архива Ф. В. Булгарина" // "Русская старина", 1900, февраль, письма от 28/Х 1821 и 14/I 1822.
5. "Путешествие в Ревель" и "Листки из дневника гвардейского офицера", 1821-1822.
7. Письмо Каченовского к Булгарину, 1823, 26/III // "Русская старина", 1903, декабрь, с. 606.
8. "Письма В. А. Жуковского к А. И. Тургеневу". - Москва, 1895, с. 209.
10. "Русский вестник", 1870, VI, письмо 1831, 19/I.
11. Ср.: Бартенев "Пушкин в южной России" // "Русский архив", 1868, с. 1199.
12. "Знакомство А. А. Бестужева с А. С. Грибоедовым, статья Бестужева, сохранившаяся в бумагах Е. А. Бестужевой" // "Отечественные записки", 1860, т. CXXII, октябрь, с. 633-640.
13. "Из архива Ф. В. Булгарина" // "Русская старина", 1900, февраль, с. 392-404, письмо 15/III 1832.
"Письма А. А. Бестужева к Н. и К. Полевым", письмо 4/II 1832.
15. Г-жа Саковнина рассказывает, что Грибоедов, зная помыслы декабристов, не советовал одному из своих друзей знакомиться с Бестужевым16.
Сам Бестужев в своих показаниях говорил так о Грибоедове: "С Грибоедовым, как с человеком свободомыслящим, я нередко мечтал о желании преобразования России. Говорил даже, что есть люди, которые стремятся к этому, но прямо об обществе и его средствах никак не припомню, чтобы упоминал. Да и он, как поэт, желал этого для свободы книгопечатания и русского платья (?). В члены же его не принимал я, во-первых, потому, что он меня и старее, и умнее, а во-вторых, потому, что жалел подвергнуть опасности такой талант, в чем и Рылеев был согласен. Притом же прошедшего 1826 года зимою, в которое время я был знаком с ним, ничего положительного и у меня не было".
16. "Воспоминания о Бегичеве" Е. Саковниной // "Исторический вестник", 1889, т. XXXV, с. 672.
17. Бартенев "Пушкин в южной России" // "Русский архив", 1868, с. 1199.
"Записки М. А. Бестужева" // "Русская старина", 1881, ноябрь, с. 610.
19. "Из архива Ф. В. Булгарина" // "Русская старина", 1900, февраль, с. 392-404.
20. Письмо к А. Андрееву, 1831, 9/IV // "Русский архив", 1869, с. 606-607.
21. Там же письма 26/V 1821, 6/IX 1821, 22/Х 1821.
22. Показание 14 марта 1826.
"продажность" в печатном тексте письма нет. На экземпляре публичной библиотеки оно приписано карандашом с заметкой: "из подлинного письма П. Полевой".
24. "Письма А. А. Бестужева к Н. и К. Полевым", // "Русский вестник", 1861, т. XXXII. Предисловие К. Полевого, с. 285-286.
25. "Русский архив", 1880, III, с. 461.