IX
Писал Бестужев в Якутске очень мало, и это его тревожило; он все отыскивал причину такого "зла" - и думал, что она в лени, которая разрослась в нем, как добрая крапива... Но он напрасно мучил себя этими мыслями: его талант не шел на убыль, а наоборот, как будто собирался с силами, чтобы сразу развернуться. Правда, ничего крупного и цельного Бестужев за время своей жизни в Якутске не создал; ему как-то совсем не писалось прозой, но за то челнок его воображения, как он говорил, запутался в нитях рифм. Он писал стихи, и писал их много. "Его ртутная фантазия, как летучая рыбка, кидалась в разные элементы, не проникая их", и плодом этих полетов были все стихотворные мелочи, которым сам автор не набивал особенно цены, судя по тому, что закуривал ими иногда свою трубку.
За длинные и серьезные темы он не брался, предпочитая лирическую песнь, описательное стихотворение или балладу. В хорошем балладном стиле разработал он, например, Якутскую легенду о неверной жене "Саатырь". Много местных красок в описании якутских похорон и верований о шаманах перемешано в этой балладе с обычными красками западного романтизма... Много чувства и живости воображения в описании водопада Шебутуй, который наводил Бестужева на грустные мысли:
Тебе подобно, гордый, шумный,
От высоты родимых скал,
Влекомый страстию безумной,
Я в бездну гибели упал.
Зачем же моего паденья,
Как твоего паденья дым,
Дуга небесного прощенья,
Не озарит лучом своим!
Попадаются в его тетрадках как бы "байронические" мотивы на тему о черепах и Наполеоновой колеснице; есть и переводы из Гете в тоне очень мажорном...
Встречаются пейзажи, полные поэтического настроения:
Тяжко ходят волны хладные,
Буйно ветр шумит крылом,
Только вьются чайки жадные,
На поморий пустом.
Только блещет за туманами,
Как созвездие морей,
Над зыбучими полянами
Только с хищностью упорною
Их медлительный отлет
Над твердынею подзорною,
Дикий беркут стережет...
Как осеннее дыхание,
Красоту с ее чела,
Так с души моей сияние,
Длань судьбины сорвала...
Вей же песней усыпительной
Перелетная метель,
Хлад забвения мирительный
Сердца тлеющего цель...
Хоть порой улыбка нежная
Озарит мои черты,--
Это радуга наснежная
На могильные цветы.
Иногда настроение менялось, и удивительно жизнерадостный "тост" посылал тогда Бестужев своим братьям в их беспросветную тюрьму:
Вы со мной - и лед сомненья
Растопил отрадный луч,
Из души пробился ключ!
Раздавайся ж клик заздравный:
Благоденствие - живи,
На Руси перводержавной
В лоне правды и любви!
И слезами винограда
Из чистейшего сребра,
Да прольется ей услада
Просвещенья и добра!
Но после такого подъема печаль вновь заволакивала его сердце:
Давно ль меня
С родимого порога,
Сманила жизнь на пышный пир?
И как безгранная дорога
Передо мной открылся мир!
И случай, преклоняя темя,
Держал мне золотое стремя,
И гордо бросив повода,
Я поскакал туда, туда!..
Очнулся я от страшной грезы,
Но все душа тоски полна,
И мнилось, гнут меня железы
К веслу убогого челна...
На чуждом небе тьма ночная;
Как сон бежит далекий брег
И шуму жизни чуть внимая
Стремлю туда невольный бег,
Где вечен лед, и вечны тучи,
И вечно-сеемая мгла,
Где жизнь, зачахнув, умерла,
Среди пустынь и тундр зыбучих...
Забвенья ток меня лелеет,
Мечта уснула над веслом,
И время в тихий парус веет
Своим мирительным крылом.
Все мертво у меня кругом,
И близко бездна океана,
Белеет саваном тумана79.
79. Стихи, как видим, не блещут отделкой. Но в них есть порой и образность, и сила. Любопытны также неологизмы, к которым Бестужев вообще питал пристрастие.
В числе запрещенных стихотворений декабристов помещаются обыкновенно 2 стихотворения ("Песня" и дума "Прокаженный"), приписываемые А. Бестужеву. Им ли они написаны и где они сочинены - неизвестно80.
Одно из них - описание битвы под Белой Церковью, 2 января 1826 года, где сражался восставший батальон Черниговского полка под начальством Сергея Ивановича Муравьева-Апостола.
Песня (на голос: "Уж как пал туман на сине море")
Что не ветер шумит во сыром бору -
Муравьев идет на кровавый пир
С ним Черниговцы идут грудью стать,
Сложить голову за Россию мать!
И не бурей пал долу крепкий дуб,
А изменник - червь подточил его.
Закатилася воля-солнышко -
Смерти ночь легла в поле бранное...
Как на поле том бранный конь стоит:
На земле пред ним витязь млад лежит.
Конь мой, конь! скачи в святой Киев-град;
Там товарищи, там мой милый брат.
Отнеси ты к ним мой последний вздох,
И скажи: "цепей я нести не мог...
Пережить нельзя мысли горестной,
"
1827
Другое стихотворение как будто вариация на тему о "Пророке" с очень гуманной тенденцией:
Прокаженный. Дума
Народ зовет его безумным, прокаженным;
Но ум его покрыт таинственною мглой:
В нем старец опытный с младенцем откровенным,
Граничат в жизни меж собой.
В издранном рубище, как труженик убогий,
Я зрел, как он спешит к играющим птенцам,
Как мрачно он взирал на пышные чертоги,
И радостно на Божий храм.
Он взоры отвращал, встречался с преступным,
Как будто б мысль его мгновенно он проник;
И человечеству казался недоступным
Его двусмысленный язык.
На страждущую чернь чего-то содрогаясь,
С тупым вниманием, как часто он глядел,
На хартию судеб как будто опираясь,
Он что-то высказать хотел.
С молитвою в устах, в движеньях исступленных,
И страждущих сирот, и вдов изнеможенных,
Рукой иссохшею крестил.
И твердый, как скала, против ударов грома,
Безропотно носил страдальчески венец:
Казалось, был живой мертвец.
Я сам внимал ему, когда он без боязни,
Злодею сильному паденье предрекал;
Я зрел его, как он на страшном месте казни,
Как жадно он внимал напевам погребальным,
И смерть благословлял, как грань земной борьбы,
Объятья простирал к развалинам печальным,
Он сам - развалина судьбы.
Как цепи узника томили старика,
И тщетно перед ним развертывала свиток
Времен маститая рука.
Мир праху твоему! Всевышнего избранник,
Лишь я, младой певец, родной земли изгнанник,
Твой подвиг думаю почтить.
80. "Собрание стихотворений декабристов". - Лейпциг, 1862, с. 183-185, 225.