XXII
Писатель с таким нервным темпераментом, с такой бурной душой, с умом, торопливо перелетающим от одной мысли к другой, человек, условиями жизни поставленный в необходимость мечтой заполнять скуку жизни, и к тому же писатель, стоящий на перепутье двух литературных течений, не имел ни способности, ни возможности создать нечто художественно законченное; он обещал больше, чем выполнял. И все-таки более правы были его поклонники, чем его хулители. Эти поклонники в равной степени были увлечены и сюжетом рассказов, и личностью самого писателя.
Прежде чем говорить об этой оригинальной личности, поскольку она отразилась в повестях, имеющих автобиографическую ценность, мы сделаем большое отступление.
Александр Александрович славился в свое время не только как романист, но и как очень злой критик и остроумный публицист. Нам необходимо пересмотреть эти критики и фельетоны для полноты характеристики Бестужева как писателя.
А. Бестужев печатал свои статьи и заметки во всех самых видных журналах двадцатых годов: в "Соревнователе просвещения", "Литературных листках", "Сыне отечества", "Благонамеренном", и одно время сам стоял во главе целого литературного предприятия - столь известного альманаха "Полярная звезда".
Если выкопать теперь из старого журнального хлама все статьи, написанные Бестужевым, то они окажутся, конечно, весьма не равного достоинства. Но пусть Бестужев писал часто без всякого определенного плана, пользовался иногда самыми ничтожными случаями, чтобы поговорить о том, что взбредет в голову, пусть он тратил свои силы по пустякам, но на всех его, даже самых маленьких, заметках осталась печать его пытливого ума, необычайно разностороннего по своим интересам.
Действительно, о чем только не писал Бестужев! Выступал он как историк, этнограф и археолог, как публицист на общие и частные темы, как рецензент художественных выставок, как сатирик-фельетонист, как рассказчик анекдотов, сказок, как театральный репортер и, наконец, как присяжный критик и обозреватель литературных новинок. Во всех своих летучих статьях и заметках он обнаруживал способности настоящего литературного Протея: из ученого превращался сразу в веселого рассказчика, из общественного сатирика в специалиста, хотя бы, например, по верховой езде.
Но даже и в отдельных сферах деятельности - научной, критической, публицистической - он обнаруживал необычайную разносторонность.
Так, например, занимаясь историей, археологией и этнографией, он делил свой интерес между Марией и Елизаветой Английской, египетскими иероглифами и лифляндскими и эстляндскими крестьянами184.
Нашел он время написать статью и о деревянных русских постройках185"Деревянные дома горят, - говорил он, - и бренность, неверность жилищ, приучая ум к частой перемене, дает характеру русского народа какую-то беспечность. И не в одном только простом народе она заметна, эта беспечность, но и в высшем классе, и все потому, что и в наших городах большинство строений деревянных, которые горят и ежегодно перестраиваются - и мы, недовольные собой, всегда готовы прельщаться другими странами: ибо там, где нет страсти к своему, там скоро явится пристрастие к чужому, а унизительное предпочтение иноземцев, к несчастию, слишком это доказывает" (!!).
Странный и неожиданный скачок в область публицистики! Но пусть он нас не удивляет: публицистическая мысль почти всегда проглядывает в статейках Бестужева, и кажется, что иногда она именно и руководила выбором самого сюжета.
Так, например, когда Бестужев пишет статью, в которой разъясняет, что значили иногда уединение и ссылка для возвышенного и благородного ума186, или когда он рисует портрет Демосфена и говорит об его власти над слушателями и об его призыве к борьбе за свободу187, или когда пересказывает речь Чатама в пользу мира с Америкой188
Эту роль благомыслящего либерала и публициста Бестужеву случалось менять нередко на роль сатирика. Сатира получалась в общем неглубокая, но остроумная, и подчас не без литературных достоинств в портретах и образах.
Целый ряд жанровых сцен дает он, например, в маленькой статейке, в которой рассказывает историю похождений рубля по карманам судей, кокоток, разных франтов, тунеядцев, которые "кочуют на улицах и несут всякий политический вздор, и думают править светом и научать королей", разных скупцов, ростовщиков и расточителей, танцовщиц, у которых "каждый день недели имел свою собственную болезнь", поэтов на чердаке и честных евреев, которые купают деньги в крепкой водке ради опрятности... и, наконец, крестьян, "где не столько уважают, сколько ценят рубли, где рубль служит возмездием трудов, а не наградою порока"189.
Бестужев был мастер рисовать такие силуэты190 и сценки, иногда даже из иностранной жизни191192.
Наиболее злы и удачны бывали шутки Бестужева над родной ему литературной писательской братией и над обстановкой, среди которой ей жить приходится. Очень удачна вышла, например, характеристика публики - этого существа, не то Полифема, не то Фемиды, существа, живущего только в нашем воображении и которым нас пугают, как ребят привидениями193. Очень забавен и остроумен был также тот рекомендательный аттестат, который Бестужев выдал некоему литературному инвалиду Дворняшкину, имущему места застольника при обедах. Никто в свете не был так преследуем неудачами на словесном поприще, как этот современный литератор. "Пегас выбил его из седла, и он побрел пешком по столбовой дороге журналов, но как после петербургского наводнения мелкой поэзией аршин самых пестрых стихов стал дешевле суздальского ситца, а причудливая публика стала требовать если не мысли, то смысла, он решился удариться на театр, будучи прельщен театральной десятиной; но и на театре наградили его лишь огарками и советом скорее носить калоши, нежели котурны. Что было делать несчастному, в особенности с тех пор, как книгопродавцы познакомились с грамматикой и стали платить чуть не горохом за лубочные переводы Вальтера Скотта с французского, и с тех пор, как страховое общество взаимного хваления совсем вышло из веры? Теперь этот литератор готов на все, что угодно: его можно употреблять вместо колокольчика, чтобы кликать людей; он может быть полезной мебелью в библиотеке, потому что умеет лазить по полкам... он часто смешон, иногда забавен и всегда доволен, лишь бы ему позволили толковать за столом о словесности и романтизме, о котором он смыслит едва ли не короче нашего князя Сидора"194.
Целые страницы заполнял Бестужев таким легким фельетонным остроумием, и они тогда очень нравились. Можно было, например, от души посмеяться над такими проектами, какие Бестужев предлагал осуществить: изобрести хотя бы орудие вроде астролябии для измерения плоскостей русской словесности и неизмеримых ее пустырей, пустопорожних мест и тому подобного; найти реактив для мгновенной осадки немногих капель мыслей, здравого смысла или остроты (буде она случится) из любой модной поэмы; определить удельный вес оригинальных, подражательных, поддельных и просто выкраденных мыслей (само собою разумеется, что сюда не принадлежат вещи, которые по чрезмерной тонкости своей неосязаемы чувствами или так тяжелы, что неподъемлемы человеческой силой, как, например, русские рассуждения о романтизме). За решение таких и подобных задач можно было бы, говорит Бестужев, назначить премии, как то: выдавать паровые машины для приготовления общих мест к новым историческим романам, поэмам и пьесам; при сей машинке можно было бы кроме обыкновенного валика на манер Вальтера Скотта продавать и другие, на манер д'Арленкура, Павла Кока, Ирвинга, так как русские валики самородного образца, заказанные в Вене и Лондоне, еще не готовы. В премию можно было бы выдать волочильно-плющильный винт для вытягивания в проволоку бити и канители эпитетов, стихотворный калейдоскоп для составления разновидных размеров, ноженки для обстригания ногтей журналистам, карманный будильник для особ, усыпляемых чтением сочинений знатных особ, начальников и вообще людей нам нужных и т. п.195
Иногда к такому игривому вымыслу примешивалась и правда: Бестужев собирал разные литературные курьезы, попадавшиеся на страницах русских журналов, и извещал публику, что у него есть уже целая кунсткамера редкостей: татарских и вандальских фраз, гордианских мыслей, философических пузырей, окаменелых сравнений и, словом, всех заметных калек здравого смысла. "Сколько у меня собрано, например, "прыгающих пауков", "кувшинов, вздергивающих нос", "ужей, преклоняющих колена", "голубей и уток с зубами", "пробок, говорящих громко", "кровожадных мухоморов"196",-- говорил Бестужев, и ему, конечно, и в голову не приходило, что со временем этот список курьезов может быть при желании пополнен из его собственных сочинений.
Среди них попадаются сентиментальные рассуждения в защиту оптимистического миросозерцания197, афоризмы из Бэкона198, переводы сказок с польского и французского199"Препенани" и одной доверчивой царевны возникли наши знаки препинания, служившие любовникам условленным шифром200, простые шутки водевильного характера201, анекдоты202 и шарады203.
Как видим, все статьи самого разностороннего и весьма незатейливого содержания. В числе них находятся, впрочем, три довольно обстоятельных. Две посвящены вопросу о верховой езде и одна - оценке художественной академической выставки. Все написаны с бесспорным знанием дела.
"классического" сочинения Гериньера "О значении кавалерии и верховой езды", сочинения, которым автор, как говорит рецензент, "доставил большую услугу берейторам, а себе славу и место между знаменитыми людьми XVIII века"204, Бестужев ограничился лишь указанием на нелепости самого перевода, но зато в другой статье дал исторический очерк развития верховой езды чуть ли не со времен Александра Македонского до в. к. Константина Павловича205.
Такая любовь к лошадям нисколько не мешала Бестужеву быть хорошим знатоком картин, что он и доказал в своей статье об академической выставке 1820 года, где рассуждал о Рюисдале, о Доминикино и о Теньере206... ("Не верю, - восклицал он по поводу последнего, - не верю величию души твоей, гордый Людовик XIV, когда ты мог презирать полезнейший класс народа!")
Наряду с этими размышлениями и заметками обо всем Александр Александрович находил еще время писать беглые заметки о литературных новинках207208 и театральные рецензии. К кулисам он был вообще очень неравнодушен, но эта любовь была, кажется, преимущественно литературная.
Театральные его рецензии не представляют большого интереса, и они важны только как показатели его добросовестного отношения к театру. Мелкие рецензии, которые он писал в "Сыне отечества", он не подписывал209, а те, которые подписаны его именем, действительно, обнаруживают в нем желание всегда говорить по существу. Случается ли ему критиковать посредственный перевод какой-нибудь посредственной комедии, он тратит много труда на сличение оригинала с переводом210. Он бывает иногда при этом очень зол и способен больно уколоть своего противника. И должно заметить, что, когда он "разносит", он всегда говорит дело. Так разнес он П. Катенина за его перевод "Эсфири" Расина211 "Липецкие воды"212, в которых Шаховской так неумело хотел высмеять Жуковского.
Все эти статьи, конечно, только первые опыты, которые показывают, что из Бестужева мог выработаться со временем хороший театральный критик.
Примечания
184. Н. Чернышевский "Очерки гоголевского периода", с. 250.
186. "Характеры Марии Стюарт и Елисаветы" (перевод из Робертсона) // "Соревнователь", 1824, No V, с. 222-229. "К читателям "Сына отечества" // "Сын отечества", 1825, No VII, с. 303-304. "0 нынешнем нравственном и физическом состоянии лифляндских и эстляндских крестьян" (из книги де Брея Essai critique sur l'histoire de la Livonie) // "Сын отечества", 1818, No 38, с. 211-254. (В статье дано описание нравов, одежды, древних обычаев, и приведены песни. Много сказано комплиментов по адресу русских крестьян ввиду их нравственных преимуществ над другими.)
"0 деревянном строении в России", 1825.
188. Письмо попа к епископу Рочестерскому перед его изгнанием" // "Соревнователь", 1824, No III, с. 298-301 (с английского).
189. "Оратор" // "Соревнователь", 1824, No III, с. 302, 303.
"Речь Лорда Чатама об американских делах в 1777 году" // "Соревнователь", 1824, No VIII, с. 113-118.
191. "История серебряного рубля", 1820.
192. Удачно вышли, например, портреты красавиц в разные периоды их жизни, от ребенка в фижмах до семидесятилетней старухи в статье: "Портретная галерея" // "Соревнователь", 1824, No VII, с. 40-43.
193. Смотри, например, описание мокрого пасмурного дня в английском трактире в статье "День в трактире английского городка" // "Соревнователь", 1824, No VII, с. 44-49.
194. Так, например, купчик, желающий в трактире спросить у соседа воды, говорит: "Я ведь, впрочем, не для ради чего иного прочего, а так, из компанства, хотел только, утрудив, побеспокоя вас, попросить соблаговоления, чтобы нашему чайнику возыметь соединяемое купносообщение с этим самоваром-с" // "Новый русский язык", 1833.
"Благонамеренный", 1820, No XXI, с. 166-171.
196. "Рекомендательное письмо", 1834.
197. "Объявление от общества приспособления точных наук к словесности", 1831.
198. "Письмо к издателю" // "Благонамеренный", 1820, No VI, с. 398-408.
199. "Утешение в несчастиях" (из Вейса) // "Литературные листки", 1824, No XXI, XXII, с. 81-86.
"Учение" // "Соревнователь", 1824, No VII, с. 50-52.
201. В одной сказке рассказывается путешествие в подземных фивских гробницах ("Соревнователь", 1822, No VIII, с. 163-181). Другая любовная: о дервише и его свиданиях с царевной ("Устье Босфора", из путешествия по Востоку I. Сенковского // "Соревнователь", 1822, No VII, с. 39-73). Бестужеву, кажется, принадлежит перевод "Прокаженного города Аосты", напечатанный в "Библиотеке для чтения", 1822-1823, II, с. 1-35.
202. "История знаков препинания", 1821.
203. "Страсть спорит" // "Соревнователь", 1824, No 5, с. 230-235.
204. "Способ объяснения посредством музыки и живописи" (с франц. Бершу) // "Благонамеренный", 1820, No IX, с. 200-202 (пустой анекдот о музыканте, который в трактире спрашивал суп с клецками, итальянские макароны и ничего не мог добиться).
"Соревнователь", 1819, No X, с. 87.
206. "Кавалерийская школа", сочинение de la Гериньера // "Сын отечества", 1820, No 26, с. 308-317.
207. "0 верховой езде. Введение" // "Соревнователь", 1824. No VII, с. 53-73. Бестужев, как он сам заявляет, намеревался извлечь из лучших учителей основные правила выездки, приспособить их к фронту и составить из этого ручную книжку для употребления в конных полках. Он успел написать только главу "Общие понятия о выездке".
208. "Письмо к издателю" // "Сын отечества", 1820, No XLIV, с. 157-172. Как на удачный образчик его критики можно, например, указать на следующие строки: "Улисс, претерпевший кораблекрушение перед Навзикаей" работы Карла Брюллова показывает богатство воображения в изобретении, но малую опытность в исполнении. Зато "Нарцисс" его прекрасен в полном смысле этого слова. Художник весьма замысловато скрыл лицо его, ибо для изображения идеальной прелести Нарцисса едва ли бы довлело живой кисти Апеллесса. Жаль только, что правая нога не совсем кругла и не сохраняет в колорите общего тона в целом, будучи желтее корпуса. Левый бок в абрисе своем мог бы иметь более игры, поскольку согнут в дугу, но со всем тем талант и вкус молодого артиста заметны в каждой черте".
209. "Критика на Походные записки русского офицера, изд. И. Ложечниковым" // "Соревнователь", 1821, No II, с. 301-302.
"Отчет о торжественном заседании Императорской Академии Наук" // "Соревнователь", 1821, No II, с. 305-311. Бестужев, разбирая в этом отчете речь Шишкова "0 древности и превосходстве русского языка пред другими в звукоподражательном и логическом отношениях", высказывал несколько опасений и сомнений насчет такого превосходства и указывал на отсутствие, например, у нас языка философского. Эта заметка рассердила читателей и один из них в очень неуклюжей статье ("Письмо к издателям "Соревнователя" // "Соревнователь", 1821, No IV, с. 91-102) выговаривал Бестужеву за то, что он, имея мало знаний, стал критиковать Шишкова. Бестужев отвечал на эту заметку статьей ("Ответ на письмо к издателям "Соревнователя" // "Соревнователь", 1821, No V, с. 209-219), в которой говорил о том значении, какое имеет писатель как творец языка.
211. На эти мелкие рецензии указывает П. Каратыгин в своих "Записках".
212. "Метромания, или страсть к стихотворству, комедия в 5 действиях в стихах, сочинение Пирона, вольный перевод Н. В. Сушкова" // "Сын отечества", 1821, No VII, с. 307-320.