В верхней части Дербента, недалеко от древних крепостных ворот Орта-капы, стоит каменный двухэтажный дом. Его архитектура так же незатейлива, как и у большинства построек. Единственное, что его отличает от старинных магальских домов – это окна, выходящие на улицу. В Дербенте, как и в других городах мусульманского Востока, обычно на улицу выходили глухие стены домов и заборов. Дом у Орта-капы составлял исключение.
К дому примыкает тесный, обнесенный каменной стеной, двор. Нижний этаж дома со слуховым окном служил загоном для скота, или складом домашнего скарба и снеди, верхний этаж был жилым. Туда ведет узкая, с высокими ступенями лестница, обмазанная глиной. Лестница так узка, что двоим не разойтись. Она выводит в маленький коридорчик с двумя дверями в смежные комнаты. Обе комнаты одинаково тесны, с низкими потолками, небольшими решетчатыми окнами. Одна комната – с тупым углом, двусветная. Из окна, обращенного к западу, видна громадина цитадели Нарын-Кала, грозно поднявшаяся над городом. Отсюда, если присмотреться, можно разглядеть выбоины на камнях – следы ядер и пуль. Из ругих окон открывается вид на магалы Дербента, на Джума-мечеть и на северную крепостную стену с «Воротами Вестника» (Джарчи-капы).
Сколько раз к этим окнам, открывающим вид на север, подходил и подолгу смотрел вдаль усталый, болезненно-бледный, с горящими глазами человек. Он был словно прикован к туманной дали, в которой пытался разглядеть очертания далекого Петербурга. Как хотелось вырваться из этих стен, освободиться от оков ссылки и вернуться туда, в Северную столицу, где еще недавно гремела его слава!
Но человек отходил от окна и садился писать. Писал письмо за письмом, рассказ за рассказом, книгу за книгой. Так проходили годы – в тоске и трудах. В этой убогой комнате были созданы замечательные произведения, восхищавшие и покорявшие русского читателя. Их автором был зачинатель русской романтической повести, декабрист, ближайший сподвижник Рылеева и друг Грибоедова – Александр Александрович Бестужев, прозванный в Дербенте Искендер-Беком.
служил в чине прапорщика в лейб-гвардии в драгунском полку. Полк был расположен под Петергофом в Марли – отсюда и псевдоним «Марлинский», под которым Бестужев вскоре стал известен – сначала в критике, а потом и в литературе.
Во второй половине 1823 года Рылеев принял Бестужева в Северное тайное общество. В ту пору это уже блестящий адъютант герцога Вюртембергского, бывающий в большом петербургском свете.
В это же время он начинает вести подпольную работу. 14 декабря 1825 года в столице Российской империи произошло вооруженное восстание с целью свержения самодержавия.
Под командованием Бестужева был выведен на Сенатскую площадь Московский полк. После того, как восстание потерпело поражение, он сам явился на гауптвахту Зимнего дворца, и был арестован. В письме к Николаю I из Алексеевского равелина Бестужев с удивительной смелостью заявил, что если бы к декабристам присоединился Измайловский полк, он бы «принял команду и решился на попытку атаки, которой в голове… вертелся уже и план». По приговору суда Бестужев должен был отправиться на каторжные работы на 20 лет. Срок был сокращен затем до 15 лет. После вынесения приговора он был заключен в крепости в Финляндии, потом его отправили на поселение в Якутск и, наконец, по личному ходатайству перед царем, он был определен рядовым в Кавказский корпус. Наступил 1830 год. В это время Александр прибыл в Дербент.
Очень тяжело добирался он сюда. Вначале по Военно-Грузинской границе, а затем по побережью Каспийского моря, где ничто не говорило о близости населенных пунктов. На Кавказе разжалованные офицеры пользовались некоторыми льготами. Они могли находиться в обществе офицеров, при отличии в боях их награждали и создавали благоприятные условия. Однако положение Бестужева в Дербенте было совсем иным. Он перенес длинную вереницу унижений. Особенно он страдал от командира батальона Я. Васильева. Началось с того, что, узнав, кто перед ним, командир смачно выругался. Обычно за малейшую провинность солдата избивали палками, а так как Бестужев был солдатом, то, чтобы не быть наказанным, ему приходилось выполнять самые нелепые приказы Васильева. Это было очень обидно, ведь солдат в данном случае был гораздо умнее своего начальника.
– Бестужеву, но Васильев отложил награждение в долгий ящик, с казарменной откровенностью дав понять, что награды тому не видать. В дагестанской ссылке находился и брат Александра – Петр Бестужев. Всего 100 верст отделяло братьев, но видеться им категорически запрещалось. Петр Бестужев служил в Тарках, там он впоследствии сошел с ума. Александр держался ценою больших усилий. Своеобразной отдушиной для него стали литературные занятия.
Именно к дербентскому периоду относится бурное пробуждение творческой деятельности Бестужева. Штрафной солдат, больной и притесняемый, он создает все новые и новые произведения. Круг его тем необыкновенно широк и разнообразен. Он пишет повесть «Мореход Никитин», «Лейтенант Белозор». В Дербенте же создаются «светские повести» Бестужева «Испытание» и «Фрегат «Надежда», дописывается историческая повесть «Наезды». А в 1832 году, когда ссыльный декабрист томился в Дербенте, в России вышел сборник его произведений «Русские повести и рассказы», что явилось событием в литературной жизни. Издатель «Московского телеграфа» Н. Полевой писал о Бестужеве: «Можно сказать решительно, что из живущих ныне повествователей ни один не сравняется с ним в силе творчества… Теперь перед ним все на коленях».
Каково было его настроение в годы ссылки, как ему жилось, говорят его строки: «Брошен в климат, убийственный для здоровья, в общество, удушающее душу, я не нахожу в товарищах людей, которые бы могли понять мои мысли, не нахожу в азиатцах, кто бы разделял мои чувства. Все окружающее меня так дико или так ограниченно, что берет тоска и досада. Скорей добудешь огня, ударяя лед о камень, чем занимательность из здешнего быта». Достойно удивления: откуда писатель черпал духовные и физические силы, создавая свои произведения? «Бытие мое, бог знает, что такое, – смертью назвать грешно, а жизнью – совестно», – писал он своим братьям-декабристам.
Жизнь в Дербенте ничем не отличалась от сибирской каторги. Не случайно Дербент в то время называли «Кавказской Сибирью».
Но все же тяжесть казарменного быта скрашивали поездки по Дагестану. Бестужев много ездил по нашему краю. Будучи в Касумкенте и Курахе, он наблюдал природу южного Дагестана, видел покрытые вечными снегами вершины Базар-Дюзи и Шах-Дага, слышал рев бушующих рек Самура и Гюльгери-чая. Во время похода в Чиркей он был поражен угрюмостью скал Салатау и Гимринского хребта. Писатель бывал в кумыкских аулах: Буйнак, Тарки, Кафыр-Кумух, Чумескент, в аулах Табасарана. Ему удалось побывать в сердце гор – ауле Кумух. Тут, в Нагорном Дагестане, перед писателем одна за другой возникали картины суровой и величественной природы неведомого края. Они будили воображение и рождали образы. Возвратившись из той или иной поездки, он писал письма родным и знакомым. В письмах то и дело мелькали фразы: «Я слышал… воинственные песни аварцев и наблюдал нравы горцев», «... Я по целым часам прислушиваюсь к ропоту горных речек и любуюсь игрой света на свежей зелени и яркой белизне снегов», «О, люблю я горы!». Чтобы лучше познать быт горцев, он изучает азербайджанский и кумыкский языки, мечтает переодеться и уйти в аулы Табасарана или Аварии и пожить жизнью самих обитателей гор. День за днем он накапливает материалы по истории, этнографии Дагестана, записывает песни и сказания горцев.
«Аварцы – народ свободный. Не знают и не терпят над собой никакой власти. Каждый аварец называет себя узденем, а если имеет есыря (пленного), то считает себя важным барином. Бедны, следственно, храбры до чрезвычайности; меткие стрелки из винтовок; славно действуют пешком; верхом отправляются только в набеги, и то весьма немногие. Лошади их мелки, но крепки невероятно. Верность аварского слова в горах обратилась в пословицу. Дома тихи, гостеприимны, радушны, не прячут ни жен, ни дочерей; за гостя готовы умереть и мстить до конца поколений. Месть для них – святыня, разбой – слава. Впрочем, нередко принуждены бывают к тому необходимостию».
«Все горцы от меня без ума», – писал он, вернувшись из поездки по южному Дагестану. В другом письме он сообщал: «Меня любят очень татары за то, что я не чуждаюсь их обычаев, говорю их языком». О любви дербентцев к писателю свидетельствовало много документов. Кавказский ссыльный Я. Костенецкий в своих воспоминаниях, опубликованных в журнале «Русская старина», писал: «Когда Бестужев покидал Дербент, все городское население провожало его и верхом и пешком верст за двадцать от города, до самой реки Самура, стреляя по пути из ружей, пуская ракеты, зажигая факелы; музыканты били в бубны и играли на своих инструментах, другие пели, плясали… и вообще вся толпа старалась всячески выразить свое расположение к своему любимому Искендер-Беку».
В 1832 году в Москве за подписью «Александр Марлинский» была напечатана его известная повесть «Аммалат-Бек». В предисловии автор говорил: «Описанное выше происшествие не выдумка. Имена и характеры лиц сохранены в точности». В повести даны яркие, характерные для Дагестана, пейзажи. Подробно и точно описаны Хунзах, Буйнакск, Дербент. Писатель хорошо знал историю Дербента. В «Аммалат-Беке», а затем в «Мулле-Нуре» он дал образное описание древнейшего города Кавказа. Хорошо переданы писателем в повести кумыкские народные празднества. Даны колоритные картины дагестанской природы. Показал людей с сильными страстями и сложными характерами. В повести много мест, которые рассказывают о взаимоотношениях горцев и русских. В ней нет и тени шовинизма: сочувственно относился к простым горцам, восторгался их храбростью и удалью, восхищался трудолюбием горцев.
«Аммалат-Бек» произвел в России глубокое впечатление. Им зачитывались. Композитор Афанасьев впоследствии написал оперу «Аммалат-Бек». Александр Дюма, путешествовавший по России, также горячо заинтересовался повестью и использовал ее сюжет для своего романа из дагестанской жизни «Селтанета». Вслед за «Аммалат-Беком» появилась другая его крупная повесть «Мулла-Нур». Герой повести Мулла-Нур, так же, как и Бек, историческое лицо. Этот необыкновенно смелый и отважный «разбойник» был современником автора и пользовался широкой известностью в южном Дагестане и Азербайджане. Он грабил богатых и раздавал свою добычу бедным. Бестужев таким его и изобразил – благородным и романтическим разбойником. В повести выведен и образ мужественного и честного юноши из Дербента Искендер-Бека. Нет сомнения, что писатель наделил его автобиографическими чертами.
В Дербенте в редкие часы отдыха Бестужев наблюдал уличные сценки, общался с жителями, рисовал, записывал, не доверяя цепкой памяти. Он уже владел кумыкским языком, понимал по-азербайджански, по-лезгински – в образованных семьях считался своим человеком. Знакомые знали, что в России его повести печатаются, что от них все в восхищении, что их ценит даже сам Пушкин. Казалось, что Александр вскоре будет освобожден от надзора, что его перестанут преследовать, он получит разрешение на въезд в Россию. Дела складывались хорошо еще и в другом отношении. Полюбил девушку, 19-летнюю Ольгу, дочь отставного унтер-офицера Нестерцова. Девушка отвечала взаимностью. В верхнем магале Бестужев снял две комнаты. Ольга приходила к нему, прибирала по дому, стирала и гладила солдатское белье. Оба были счастливы. Но в один из таких вечеров произошло несчастье.
«Я держу всегда под изголовьем кинжал или пистолет… Не хотел бы без бою погибнуть в постели от руки разбойника. Надобно тебе сказать, что ко мне иногда ходила за шитьем белья девушка Ольга, дочь умершего унтер-офицера. Она пришла в мою квартиру 23 февраля, часу в восьмом… Она рассказывала мне много смешного: я громко хохотал. Она резвилась на кровати, то вскакивая, то прилегая на подушки, и вдруг кинулась на них правым плечом… в этот миг пистолет, лежавший между двух подушек… выстрелил и ранил ее в плечо, так, что пуля прошла внутрь груди. Я обомлел… Я кинулся к свечке… уронил… свечку, потом сбежал вниз… попросил позвать лекаря, известить дежурного по караулам… Больная рассказала все им, что описал я, очень подробно и потом повторила это разным особам: и матери со священником, наедине, и не однажды… она жила 50 часов… и умерла от излияния крови в легкие… Я почтил ее память приличными похоронами…».
Всем случившимся Бестужев был раздавлен. Предсмертные показания Ольги сняли с него обвинение. Однако случай этот дошел до Петербурга, и, конечно же, был не в его пользу.
Жизнь Бестужева была сложной, воззрения противоречивыми. Декабрист-вольнодумец, он порой высказывал покорность монарху; желая жизни, он искал смерти. Иногда его охватывало стремление выслужиться, получить офицерский чин и уйти в отставку, чтобы заняться русской словесностью. В 1834 году он был переведен в Ахалцих, а затем на черноморское побережье Кавказа. Тяжелые походы, сырой климат продолжали подтачивать здоровье писателя. «Ей богу, лучше пуля, чем жизнь, которую я веду», – писал он брату Павлу. Через три года, после отъезда из Дербента, он услышал о гибели Пушкина. 23 февраля 1837 года, в четвертую годовщину трагической гибели Ольги, он поднялся на гору святого Давида в Тифлисе, постоял на коленях у могилы А. С. Грибоедова и плакал по А. С. Пушкину.
не нашли. Это породило множество версий, догадок, предположений. Находились «очевидцы», рассказывающие самые невероятные «факты», вплоть до того, что будто писатель перешел на сторону Шамиля и служит советником у имама Дагестана… Бесспорно одно: Россия преждевременно потеряла еще одного достойного сына.
"Дагестан", №5 // 05.2010