Поиск по творчеству и критике
Cлово "MEETING"
Входимость: 1. Размер: 13кб.
Входимость: 1. Размер: 146кб.
Примерный текст на первых найденных страницах
Входимость: 1. Размер: 13кб.
Часть текста: холму, возвышался помост, выложенные из зеленого шелку мягчайшими подушками. На них покоился старый, лысый, с редкими седыми волосами токмо на висках безобразный муж".. Узнайте, покоился ли он токмо на висках или безобразен он только на висках! Потом, несмотря на то, что автор переводил с немецкого, нередко между семимильными германскими периодами мелькают и галлицизмы; например: "Весна, цвет года!".. Не по-русски: такой цвет иному читателю покажется грибом литературы. Или: "Между рыбаками сделали глухой ропот!"... В нашей словесности такие выходки не делаются. "И в нежных шутках терялись"... Верно и эта фраза нежная шутка, ибо в ней потерян смысл грамматики. Однако ж время бросить взгляд на наивность эпитетов г. переводчика, который нам передал в улучшенном виде красоты оригиналов: так дневный луч, проходя сквозь кристальную призму, отражается цветною радугою. Прилагаю здесь некоторые из них на открышку: Фавны... повертывающие своими рожками.. Сладострастный воробей... Розоланитная богиня.. Сухощавая цапля.. Тучные листья.. Длинные цветы... из зеленого хмелю.. Ветротленная материя.. Пара клохчущих кур... Из сего числа один петух.. Копошащиеся раки... гусята, Пискливые } цыплята, } комары и пигалицы... Любопытные могут отыскать остальные без затруднения... ... Почтенный В. Г. Анастасевич, хваля книгу г. Перевощикова, говорит, что римская тога лучше пристанет важному славяно-россу, чем щепеткий фрак. Не смею оспоривать вкуса г. Анастасевича, но думаю, что тога, надетая наизнанку, смешна и на важном славяно-россе, а вследствие этого остаюсь при, мысли, что сии "Опыты" разве тогда были бы удачны, когда б г. сочинитель писал гораздо ранее, или бы мы возвратились назад. 5 1822. О разборе книги: ...
Входимость: 1. Размер: 146кб.
Часть текста: час благословил нас Ф. В. Булгарин своими романами. По дорожке, проторенной его "Самозванцем", кинулись дюжины писателей наперегонку, будто соревнуя конским ристаниям, появившимся на Руси в одно время с романизмом. Москва и Петербург пошли стена на стену. Перекрестный огонь загорелся из всех книжных лавок, и вот роман за романом полетели в голову доброго русского народа, которому, бог ведает с чего, припала смертная охота к гражданской печати, к своему родному, доморощенному. И то сказать: французский суп приелся ему с 1812 года, немецкий бутерброд под туманом пришел вовсе не по желудку, в английском ростбифе, говорит он, чересчур много крови да перцу, даже ячменный хлеб Вальтера Скотта набил оскомину, - одним словом, переводы со всех возможных языков падоели землякам пуще ненастного лета. Стихотворцы, правда, не переставали стрекотать во всех углах, но стихов никто не стал слушать, когда все стали их писать. Наконец рассеянный ропот слился в общий крик! "Прозы, прозы! Воды, простой воды!" На святой Руси по сочинителей не клич кликать: стоит крякнуть да денежкой брякнуть, так набежит, наползет их полторы тьмы с потемками. Так и сталось. Чернильные тучи взошли от поля и от моря: закричали гуси, ощипанные без милосердия, и запищали гусиные...