Поиск по творчеству и критике
Cлова начинающиеся на букву "U"
Список лучших слов
Несколько случайно найденных страниц
Входимость: 1. Размер: 15кб.
Часть текста: Глава девятая. Судорожные биения сердца Глава девятая. Судорожные биения сердца I И вот снова перед глазами Бестужева живописно раскинувшийся по скату горы Ставрополь. Та же россыпь белых низеньких хат, среди которых высится колокольня городского собора, и тот же обширный, по-весеннему прозрачный городской сад с приятным бульваром. По облику Ставрополь - обычный, средней руки, русский город. Но это уже - Кавказ. Отсюда уже виден величественный Кавказский хребет. Он возникает где-то там, меж мглой долин и синевой неба. В сорока верстах от города начинаются аулы татар-ногайцев, которых называют черкесами (персидское "серкешь" - разбойник). И здесь, в русском Ставрополе, уже чувствуется черкесское влияние - все хотят быть похожими по виду на них. Самый невоинственный столоначальник какого-либо мирного учреждения был обязательно одет в черкеску с шестнадцатью ружейными патронами на груди. А о военных нечего и говорить: они ходили в папахах, а не в киверах и шляпах и вместо шпаги или сабли обязательно носили на узкой ременной портупее через плечо черкесскую шашку с голой рукоятью. Такую вольность в форме допускали на Кавказе все - от прапорщика до генерала. Каждый хотел быть "кавказцем". На главной, единственной правильно застроенной Черкасской улице Ставрополя стояли присутственные места: дом командующего войсками, штаб со всеми комиссиями - провиантской, комиссариатской и военно-судной. На той же улице расположены и каменные добротные дома ставропольских купцов и лавки: суконная, где господа офицеры покупают материалы на сюртуки и бешметы, мясной ряд, мелочная лавка, где найдешь все - от хлеба до нюхательного табаку, и, конечно, винный погреб с обязательным кизлярским. А вон и самое главное здание в Ставрополе - гостиница грека Христофора ...
Входимость: 2. Размер: 92кб.
Часть текста: явление? - Отвечаем утвердительно: оно есть живое свидетельство, что в нашей литературе настает эпоха сознания. "Но, - скажут нам, - предмет сознанья есть явление , и потому всякое явление предшествует сознанию, а всякое сознание есть, так сказать, следствие явления; что же мы будем сознавать? Неужели наша литература так богата, что мы уже доходим до необходимости перечитать, переметить и переценить ее сокровища? Неужели мы столько насладились ее избытками, что для нас наступает уже время другого наслаждения - сознания первого наслаждения? И когда же успела совершить свой круг эта юная литература, которая еще только в недавно прошедшем 1839 году переступила за столетие своей жизни?" Чтобы отвечать на такое возражение, должно предварительно условиться в значении слова "литература". Прежде всего под "литературою" разумеется письменность народа, весь круг его умственной деятельности, от народной песни, первого младенческого лепета поэзии, до художественных созданий - этих зрелых плодов творчества, достигшего полного своего развития; от глубокого ученого сочинения до легкой газетной статьи или брошюрки об устройстве овинов или об истреблении тараканов. Потом под "литературою" разумеют собственно поэтические произведения, наконец - все легкое, служащее забаве и развлечению и доступное даже профанам в науке и искусстве. Но во всяком случае и во всех этих значениях литература есть сознание народа, цвет и плод его духовной жизни. Теперь спрашивается: подходит ли русская литература под все сии определения или под которое-нибудь из них исключительно? - Отвечаем - да, за исключением, впрочем, стороны собственно ученой. Россия еще не успела обнаружить самостоятельной деятельности на поприще...
Входимость: 2. Размер: 54кб.
Часть текста: Hugo 1 ... Самур* еще не разгулялся, однако многие промели, делящие его на рукава, исчезали под разливом, когда мне пришлось его переезжать. Молочный брат со всеми дагестанскими реками, на своем коне я бы перебродился за эту, не вынимая из зубов трубки; но, сидя на тощей почтовой кляче, признаюсь, не без опасения спрыгнул я в кипучие волны Самура. Всем путешественникам обыкновенно советуют не глядеть при переезде на воду, чтобы уменьшить головокружение и боязнь; вопреки этому я всегда люблю вперять взоры в самую быстрину, чтобы каким-нибудь развлечением выкупить опасность. И в самом деле, это, кроме важной выгоды избрания пути между огромными камнями, дает вам чудное, невиданное зрелище в игре воды и света. Быстрина горных рек увлекает собою мириады валунов, и обманутому взору кажется, будто все дно течет мимо ног коня. Но белые валуны, скользя и прыгая по обросшим мхом каменьям ложа, вместе с пеною волн и вьюнов, вместе с отражением солнечных лучей производят пестроту и блеск, нестерпимый для глаза. Конь мой чем далее, тем глубже ложился на правый бок, инстинктом угадывая, что острый угол надежнее выдержит напор течения, так, что правая нога моя была уже вся в воде, а левой едва замочен был следок; наконец все седло окунулось в воду. Шумные всплески подмывали меня; конь качался от усилий; был миг, что вынул ноги из стремян и взглянул вниз реки, куда б выплыть, хотя выплыть в полном вооружении из такого ада плохая была надежда. У самого берега беда удвоилась: Самур оборвал покатость взъезда, и конь мой, раз пять пытаясь выскочить на круть, скользил, падал, чуть не опрокинулся, а река, хлеща прибоем в берег, шипела, разевала пасть, будто голодный шарк* - и даром: я благополучно выбрался на сушу. Описываю этот ничтожный случай потому только, что за мной следом ехал мой толстый спутник, гражданский чиновник, и когда я, отливая воду из-за сапогов, оглянулся на него, то меня взял...